И ПУШЕЧНЫЕ ЯДРА ЛЕТЕЛИ ЧЕРЕЗ КАМУ...


И выстрелы снова гремят над рекой.
И вьется дымок на лесном горизонте...
Удар за ударом, удар за ударом.
Впиваются в небо тугие спирали.
Нет, в песнях Урал прославляют недаром,
Недаром несется молва об Урале.

 С. Васильев

 

 

    Далеко за пределами Прикамья славились пушки Мотовилихи. Но, прежде чем отправлять по назначению, продукцию пермских пушкарей проверяли на годность на полигонах. Сейчас это трудно представить, но многие годы наш губернский город сотрясался от гула ядер, проносившихся над Камой.

 

   В произведениях известного писателя Михаила Андреевича Осоргина (1878 - 1942) сохранились воспоминания о детских годах, проведенных на Каме, и о грохоте тех самых мотовилихинских пушек: "Мы, прикамские, относимся к Волге с ласновой снисходительностью: приток, как всякий другой; течет себе от Твери до Казани; Кама же - от Урала до Каспия. Кама - матушка, Волга - дочь. Ни камских глубин, ни могучести камской нет у обмелевшей, глинистой, пропахнувшей нефтью Волги.

 

   Часто по Каме я катался в лодочке. И, бывало, проносились надо мной пушечные ядра. А почему стреляли? А потому, что на городском берегу - от города 4 версты - был пушечный завод. Пробуя новые орудия, стреляли не снарядами, а ядрами.

 

    Стреляли через Каму, в леса, где на несколько верст вглубь были сшиблены деревья и вырыты ядрами глубокие рвы. Ходить в тех местах не полагалось, да и некому было, - разве по воскресеньям, когда завод молчал, а через реку малыми паучками плыли в лодках люди из города и с завода на закамскую погулянку. Мне же нравилось сидеть на том берегу, против пушечного завода, и слушать, как сотрясается воздух от летящего над моей головой ядра и как долго потом идет гул по лесу.

 

   Бывали недолеты: ядро попадало в воду, и подымался фонтан брызг и пара. Ни пушек, ни людей за далью не видно на том берегу: только по дыму от залпов знаешь, откуда стреляют.

 

   Было однажды, что ядро ударилось прямо о берег, где я перед тем сидел. Это было жутко и приятно: было о чем рассказать товарищам - гимназистам. Но обычно ядра пролетали высоко и искали в лесу красный дощатый щит, прикрепленный повыше верхушек деревьев.

 

   Река гудела, воздух дрожал, и настроение рождалось военное. Вынув из кармана револьвер-бульдожку, куцый, шестипульный, без дула, я участвовал в сражении, отстреливаясь от невидимого врага. Пули хлюпали в воду, а звук от выстрела казался ничтожным, как звук хлопушки, которою бьют на стене мух.

 

   Но все-таки приятно, что не просто торчишь перед пушками, как непрошеная мишень, а отстреливаешься. Много позже мне пришлось, тоже в одиночестве, выдержать на открытом месте шальной шрапнельный обстрел с турецких батарей. И какие впечатления?

 

   Жутко и глупо - вот и все.


   Кама, леса прикамские. Пароходы, лодочки, водяная гладь... Здесь накопила Россия богатства, соляные, угольные, железные, золотые клады, горы топазов, аметистов, малахита, многоцветной яшмы, костей мамонта - всего, чего требует ненасытная человеческая душа.

 

   Сундучок наследства Прикамье, Урал, неисхоженный Север...".

 

   Так с бесконечной любовью писал Михаил Андреевич Осоргин о светлых годах своего детства, проведенного на Каме на рубеже веков. Эти ностальгические воспоминания о родном крае долгие годы грели душу писателя на чужбине, в далекой Франции.